Ксенофонт "Воспоминание о Сократе" Книга 1, глава 2
говорят, Алкивиад, когда ему не было еще двадцати лет, вел такую беседу о законах с опекуном своим Периклом, стоявшим тогда во главе государства.
(41) — Скажи мне, Перикл, — начал Алкивиад, — мог ли бы ты объяснить мне, что такое закон?
— Конечно, — отвечал Перикл.
— Так объясни мне, ради богов, — сказал Алкивиад, — когда я слышу, как людей хвалят за их уважение к закону, я думаю, что такую похвалу едва ли имеет право получить тот, кто не знает, что такое закон.
— Ты хочешь узнать, Алкивиад, что такое закон? — отвечал Перикл. — Твое желание совсем нетрудно исполнить: законы — это все то, что народ в собрании примет и напишет с указанием, что следует делать и чего не следует.
— Какою же мыслью народ при этом руководится, — хорошее следует делать или дурное?
— Хорошее, клянусь Зевсом, мой мальчик, — отвечал Перикл, — конечно, не дурное.
— А если не народ, но, как бывает в олигархиях, немногие соберутся и напишут, что следует делать, — это что?
— Все, — отвечал Перикл, — что напишут те, кто властвуют в государстве, обсудив, что следует делать, называется законом.
— Так если и тиран14, властвующий в государстве, напишет гражданам, что следует делать, и это закон?
— Да, — отвечал Перикл, — и все, что пишет тиран, пока власть в его руках, тоже называется законом.
— А насилие и беззаконие, — спросил Алкивиад, — что такое, Перикл? Не то ли, когда сильный заставляет слабого не убеждением, а силой делать, что ему вздумается?
— Мне кажется, да, — сказал Перикл.
— Значит, и все, что тиран пишет, не убеждением, а силой заставляя граждан делать, есть беззаконие?
— Мне кажется, да, — отвечал Перикл. — Я беру назад свои слова, что все, что пишет тиран, не убедивши граждан, есть закон.
— А все то, что пишет меньшинство, не убедивши большинство, но пользуясь своей властью, должны ли мы это называть насилием, или не должны?
— Мне кажется, — отвечал Перикл, — все, что кто-нибудь заставляет кого-нибудь делать, не убедивши, — все равно, пишет он это или нет, — будет скорее насилие, чем закон.
— Значит, и то, что пишет весь народ, пользуясь своей властью над людьми состоятельными, а не убедивши их, будет скорее насилие, чем закон?
Диалог Перикл и Алкивиад :
Диалог Сократ
и житель Афин
(классических уход от спора)
Если кто вступал с Сократом в спор, и, хотя не мог сказать ничего вразумительного, бездоказательно утверждал, что некто умнее, или искуснее в государственных делах, или храбрее и тому подобное, то Сократ обращал весь спор вспять, к основному положению, приблизительно так:
(14) — Ты утверждаешь, что тот, кого ты хвалишь, более достойный гражданин, чем тот, кого я хвалю?
— Да, я это утверждаю.
— Так, давай сперва рассмотрим вопрос, в чем состоят обязанности достойного гражданина.
— Хорошо, сделаем это.
— Так, при управлении финансами выше окажется тот, кто увеличивает доходы государства?
— Конечно.
— А на войне, — кто доставляет ему перевес над противниками?
— Как же иначе?
— А при дипломатических отношениях, — кто бывших врагов делает ему друзьями?
— Надо думать, что так.
— А при выступлении оратором в Народном собрании, — кто прекращает борьбу партий и водворяет согласие?
— Мне кажется, да.
При таком обращении спора к основному положению самому противнику истина становилась ясной.
(15) Когда Сократ сам рассматривал какой-нибудь вопрос в своей беседе, он исходил всегда от общепризнанных истин, видя в этом надежный метод исследования. Поэтому при всех своих рассуждениях ему удавалось гораздо больше, чем кому-либо другому из известных мне лиц, доводить слушателей до соглашения с ним. Да и Гомер, говорил Сократ, приписал Одиссею свойства "уверенного"7оратора ввиду его уменья в речах своих исходить из положений, принимаемых за истину всеми людьми.